|
К 100-летию Санджи Каляева
Большой знаток восточных культур
2 января 2005 года вся общественность республики будет
отмечать 100-летие со дня рождения великого просветителя,
ученого, горячо любимого народом первого народного поэта
Калмыкии Санджи Каляевича Каляева. Сегодня мы начинаем публиковать
воспоминания тех людей, кто был непосредственно знаком с
поэтом, поддерживал добрые товарищеские отношения, тех,
кому выпало счастье работать вместе с ним.
Уносясь мыслями в прошлое, я часто вспоминаю моего друга, наставника, замечательного человека Санджи Каляевича Каляева, с которым мне довелось встретиться в Казахстане в далекие 50-е годы уже ушедшего в историю 20 века.
С тех пор с народным поэтом Калмыкии, основоположником калмыцкой поэзии советского периода, много лет меня связывала дружба и совместная работа в школе села Октябрь (ныне Нура) Толгарского района Алма-Атинской области.
Вспоминаю первую встречу с Санджи Каляевым, но сначала
немного истории, которая прольет свет на обстановку, сложившуюся
в период с 1948 по 1956 год;
По окончании средней школы в 1948 году я решил посвятить себя учительскому труду и поступил в Алма-Атинский государственный педагогический институт им. Абая на исторический факультет. Мне, молодому романтику, комсомольцу, все виделось в радужных красках, я радовался тому, что поступил в институт и в дальнейшем буду работать в такой важной сфере коммунистического строительства как формирование нового человека. Казалось, что ничто не предвещало беды, но это только казалось. Жизнь готовила мне серьезные испытания на прочность и сюрпризы, которые по-новому заставили меня взглянуть на ценности, казавшиеся мне непоколебимыми.
В октябре 1948 года меня по повестке со всеми документами вызвали в Советский районный отдел МГБ, а оттуда двое работников госбезопасности перепроводили меня в МГБ Казахской ССР.
Там у меня изъяли все документы: паспорт, приписное свидетельство (заменяющее военный билет), комсомольский билет и др. Мне было объявлено, что я взят на спецучет, как поляк по национальности. В грубой форме меня ознакомили с "правами," спецпереселенца, а скорее, с бесправием.
Запрет на свободу передвижения, ограничения в выборе профессии, запрет на службу в Советской Армии, ежемесячная регистрация в органах МГБ, ставилась под сомнение моя учеба в институте и проживание в Алма-Ате. Таков был короткий перечень моих "прав".
Такой поворот событий заставил меня перейти в Алма-Атинский учительский институт с 2-х годичным сроком обучения, который я окончил в 1950 году. В Кустанайскую область, в которую я был направлен на работу, органы МГБ выехать мне не разрешили.
Мотив был один, как мне потом объяснили, не решен был вопрос, как со мною поступить: "везти меня в Кустанай с конвоем или разрешить ехать без конвоя". Решили отказать в выезде на работу по назначению вообще.
Заканчивался август, скоро начало школьного учебного года, а я не трудоустроен. МГБ не разрешает выезд в Кустанай, Минпрос Каз. ССР отказывает в трудоустройстве в Алма-Атинской области. Мотивация - "нет мест", а на самом деле, как я узнал позже, потому что спецпереселенцу историю в школе преподавать не разрешалось. Еще одно ограничение.
Душевное состояние молодого специалиста было ужасным, стоило больших усилий, чтобы не оступиться, не сорваться, жизнь теряла смысл. Наконец в последний день перед началом учебного года, 31 августа 1950 г., я получил приказ о назначении меня учителем немецкого языка в школу с. Октябрь Алма-Атинской области.
Школа была смешанной - русско-казахской, но преобладали
классы с казахским языком обучения. В этой связи основу
педагогического коллектива школы составили учителя казахской
национальности, среди которых было немало замечательных
педагогов: Имажанов Зейнель, кавалер ордена Ленина, учитель
начальных классов, Шаробаев Алип - математик, Шучаитов Магпур
- языковед, Садирова Муляим - историк и другие.
Продолжение следует
Эдуард Гузовский
Республика Польша
"Хальмг Yнн" № 120, 2 июля 2002
г.
|
